Открытию Императорской гавани посвящено немало художественных произведений. Писатель А. Максимов в романе «Русские тропы» повествует о судьбе Н.К. Бошняка. Об Амурской экспедиции и её руководителе Н.П. Задорновым написаны исторические романы «Война за океан» и «Капитан Невельской». Самые известные нынешнему читателю книги о нашем городе принадлежат перу таких поэтов как: B.C. Рыбин (сборник стихов «Совгавань в сердце моём»), П.С. Комаров (цикл стихов «Маньчжурская тетрадь»), писатель А.И. Алексеев («Утро Советской Гавани», «Н.К. Бошняк и открытие Советской гавани»).

Доктор исторических наук, кандидат географических наук А.И. Алексеев был редактором пятого издания книги Г.И. Невельского «Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. 1849-1855», вышедшей в Хабаровском книжном издательстве в 1969г. В книге руководителя Амурской экспедиции немало страниц посвящено Императорской гавани, об открытии гавани мы узнаём от самого лейтенанта Н.К. Бошняка. «23 мая 1853 года, - писал Бошняк, — при свежем восточном ветре я подошёл к низменном перешейку. Перетащил через него лодку и вошёл в бухту, которую назвал в честь цесаревича — Александровской. Из этой бухты мы того же числа прибыли в самый залив и расположились за островом на ночлег. Это место, как лежащее у входа в залив с моря, я и выбрал за начальный пункт моих исследований. Широта его по полуденной высоте солнца оказалась 49°4'N. Неизвестный до этого времени никому из европейцев залив Хаджи, названный мной заливом Императора Николая, лежит между увалистыми берегами, покрытыми на южной стороне превосходными лиственничными и еловыми лесами... Население залива Императора Николая живёт в пяти селениях; главное из них при устье реки Ма имеет 10 юрт. Всех жителей не более 50 душ...Все здешние жители нрава кроткого и боязливы...».

    Г. И. Невельской дал высокую оценку работы Н.К. Бошняка: «Результаты открытий и исследований Н.К. Бошняка были очень важны. Он был первым из европейцев, который дал свету точное понятие о северной части побережья Татарского пролива и обнаружил неточное изображение этой части берега на карте Крузенштерна; он открыл на этом берегу одну из превосходнейших и обширнейших гаваней в свете и узнал, что там находится ещё несколько гаваней... Наконец, он разрешил окончательно весьма важный вопрос: именно, что жители, обитающие на этом берегу, никогда зависимы не были и китайской власти не признавали».

О первом русском поселении на берегу Императорской гавани (Константиновский военный пост 1853 г.) мы узнаём от другого морского офицера — Воина Андреевича Римского-Корсакова — капитана шхуны «Восток», сопровождавшего фрегат «Паллада» к берегам Японии. В письме к родителям от 21 октября 1853 г. он писал: «Гавань стоит того, чтобы  назвать её Императорской. Подобную трудно отыскать в целом мире. Находится она на пустынном берегу Татарии.

Все флоты мира здесь без труда поместятся в совершенном спокойствии от всяких ветров и непогод. Это как будто озеро, примыкающее к берегу и открывшее себе проход к морю, а внутри изрезанное глубокими бухтами. Нельзя исчислить тех выгод, какие может нам доставить такой пост, который связан с Южной Сибирью и Амуром цепью превосходнейших водных сообщений и находится по соседству Китая и Японии...». Через год В.А. Римский-Корсаков вновь посетил Императорскую гавань. Вместе со шхуной «Восток» в Императорскую гавань пришёл и фрегат «Паллада». Это был первый, и самый тяжелый год в жизни Константиновского поста: «Мы вошли в Константиновскую бухту около восьми часов, т.е. на полтора часа позже фрегата («Паллада»), и стали на якорь так же, где и прошлый год, — против нашего селения на глубине 12 сажен. Корабль «Николай» и транспорт «Иртыш» вышли отсюда за три дня до нас, после самой бедственной зимовки. Все (с ноября до апреля) страдали цингою, не исключая и офицеров. Немногие нижние чины вовсе уцелели от болезни, а 33 человека, т.е. более трети, умерло. Иртышская команда пострадала более прочих. Командир Гаврилов был болен, при смерти, и только прибытие корвета с медицинскими средствами спасло его; помощник его Чудинов умер. Клинковстрем (командир транспорта «Николай») также тяжело хворал. Бошняк тоже имеет признаки цинги, хотя и менее других...».

А вот как описывает Императорскую гавань в книге «Фрегат «Паллада» секретарь Е.В. Путятина писатель И.А. Гончаров: «...мы входили в широкие ворота гладкого бассейна, обставленного крутыми, точно обрубленными берегами, поросшими непроницаемым для взгляда мелким лесом — сосен, берёз, пихты, лиственницы. Нас охватил крепкий смоляной запах. Мы прошли большой залив и увидели две другие бухты, направо и налево, длинными языками вдающиеся в берега, а большой залив шёл сам по себе ещё мили на две дальше. Вода не шелохнётся, воздух покоен, а в море, за мысами, свирепствует ветер... Кто тут живёт? Что за народ? Народов много, а не живёт никто. Здешние народы, с которыми успели поговорить, не знаю, на каком языке, наши матросы, умеющие объясняться по-своему со всеми народами мира, называют себя орочаны, мангу, кекель. Что это, племена, или фамильные названия? И этого не знаю. Наши большую часть из них называют общим именем тунгусов... Что за плавание в этих печальных местах! Что за климат! Лета почти нет: утром ни холодно, ни тепло, а вечером положительно холодно. Туманы скрывают от глаз чуть не собственный нос. Вчера палили из пушек, били в барабан, чтоб навести наши шлюпки с офицерами на место, где стоит фрегат. Ветра большей частью свежие, холодные, тишины почти не бывает, а половина июля!..».

Спустя месяц для встречи с Е.В. Путятиным в Императорскую гавань прибыл генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьёв. Вот как об этом написал В.А. Римский-Корсаков: «21 июня, понедельник. В половине девятого вечера мы вошли в Императорскую гавань и бросили якорь возле «Паллады». Генерал Муравьёв немедленно съехал со шхуны. 22 июня, вторник. Утром на фрегате молебен, после которого генералу Муравьёву в честь его спуска по Амуру салют 11 выстрелами. Команда на реях кричала «ура!». У адмирала обед. В девять часов вечера шхуна снялась с якоря с Муравьёвым и вышла из Императорской гавани».